Соболев представился, показал удостоверение члена Общественной палаты и сказал, что хочет осмотреть помещение. «Было страшно, но раз уж мы начали действовать, делали это максимально борзо, напролом», — вспоминает он. Человек за забором открыл ворота. Во дворе Соболева уже ждали: пожилая женщина и девушка с двухгодовалым ребёнком. Соболев вошёл в коттедж за вещами женщин и заметил там листовки организации: «Помощь алко- и наркозависимым, людям, оставшимся без жилья».
За несколько часов до этого в иркутском отделении «Оберега» раздался звонок. Звонила женщина, она сказала: «У меня единственный звонок, только сейчас появилась возможность. Меня с ребёнком принудительно удерживают в реабилитационном центре. В два часа дня тут никого не будет, пожалуйста, приезжайте, заберите меня». Женщина назвала адрес и положила трубку.
Соболев взял подмогу и поехал по адресу.
Выяснилось: пока мужчины, живущие в центре, работали на подрядах грузчиками и разнорабочими, женщины стирали, готовили, убирали дом. Они тоже были алкозависимыми и проходили реабилитацию. А когда захотели уйти, их не отпустили. Одна женщина тайно пронесла в реабилитационный центр телефон. Аппарат прятали и держали выключенным. Однажды из коттеджа уехали все: и реабилитанты, и руководство. Тогда обитательницы центра позвонили и попросили о помощи.
Женщина, позвонившая Соболеву, прожила в «Обереге» почти год, до октября 2019-го. Александр Соболев может рассказать много подобных историй. С людьми, которым некуда пойти, он работает с 2004 года.
«Бедность — отличная штука, чтобы начать жить»
Соболев родился в Иркутске, почти сразу родители увезли его на север, в город Нерюнгри в Якутии. Тогда этот город представлял собой базу геологов с двумя улицами, где строили коммунизм. «Все люди там были идейными. Приехали, строим, любим родину. Это на меня повлияло. Я в это верил», — вспоминает Соболев.
Жили вместе с семьёй сестры, впятером в двухкомнатной квартире. В 1993-м году отцу Соболева больше года не платили зарплату. «Стоял вопрос выживаемости, – говорит Соболев. – Не было мысли поменять вязаную шапочку на что-то более тёплое, были только базовые вещи – еда, проезд до школы. Бедность – отличная штука, чтобы начать жить».
В 8 классе, чтобы как-то заработать, Соболев сдавал стеклянные бутылки. Однажды он решил: «Бутылки собирают лошпеды, а я предприниматель». Поехал на завод и купил ящики для сбора стеклотары — за три тысячи рублей по современным деньгам. Это была его первая инвестиция. С тарой Соболев встал на центральном рынке города и организовал свой пункт приёма. Все ровесники несли бутылки ему. «Я зарабатывал 20 копеек, но всё равно чувствовал себя супер-боссом, — вспоминает те времена Соболев. — В конце концов местные дали мне люлей и забрали всё. В полицию пришёл, там надо мной посмеялись и отправили подальше».
В девятом классе Соболев с родителями вернулся в Иркутск. После школы подрабатывал охранником за 500 рублей в месяц. Коммунальный платёж за квартиру в то время составлял 270 рублей.
Поступив в университет, Соболев проводил конференции и акции по уборке мусора, создавал волонтёрские движения. А чтобы заработать, организовывал концерты, привозил в Иркутск популярных исполнителей, платно писал курсовые и дипломные работы. Свои первые крупные деньги, около 20 миллионов рублей за шесть лет, Соболев заработал, изготавливая сетку для золотодобычи по инновационной методике, за счёт которой увеличивался срок службы материала. В этот бизнес его привёл тесть.
В 2006-м он открыл восемь казино и залов с игровыми автоматами в Иркутске, и ещё два зала — в области. У него было ощущение, что он делает что-то плохое. Но это было прибыльное дело и Соболев оправдывал себя тем, что азартные люди были всегда: подкидывали монетки, ставили на скачках, сейчас играют онлайн. «И они в любом случае будут это делать», — говорит Соболев. В середине 2009-го за ведение такого бизнеса ввели уголовную ответственность и Соболев вышел из него. Когда Соболев занимался игорным бизнесом, у него уже был благотворительный фонд.
«Буду умирать, мне не будет стрёмно за то, как я жизнь прожил»
В 2004-м у Соболева родился первый ребенок. Его жена Ольга в роддоме лежала в одной палате с женщиной, которая собиралась отказаться от новорождённого. У Юлии не было денег, идти ей было некуда. Соболев думал, как можно помочь: «Предложить ей, чтобы мы её подвезли, купили продукты, дали денег или арендовали квартиру на первое время, было бы лукавством: грех с души снял, а проблему точно никак не решил. Нужен был вариант, который бы полностью решил проблему».
Поэтому они с женой арендовали себе квартиру побольше, а в их двухкомнатную поселили Юлю с ребёнком, которого она всё-таки решила оставить себе. Потом она получила собственное жильё и переехала, через какое-то время они потеряли связь. Соболев говорит: не думал о том, что Юля позже может пожалеть о решении оставить ребёнка, на которое он повлиял. «Могу отмазаться, сказать: я же только предложил, она сама выбрала, — говорит он. — Но, если честно, да, я подталкивал».
После этой истории Соболев начал помогать женщинам с детьми в трудной жизненной ситуации. Он сходил в роддом, нашёл несколько таких женщин и арендовал для них две квартиры.
Так в 2004 году неформально, а через три года — официально, появился благотворительный фонд «Оберег». Сейчас в «Обереге» два филиала: иркутский — для женщин с детьми — и ангарский, в пятидесяти километрах от города, — для мужчин. При максимальной загруженности в приютах фонда может жить 186 человек.
О том, почему он решил заняться благотворительностью, Соболев рассказывает так: «Конечно, я могу загрустить, прибухнуть, с женой поссориться, но в целом мне кайфово жить, потому что я знаю, что полезен этому миру. Я просыпаюсь и знаю, ради чего мне надо стараться и работать. И когда я буду умирать, мне не будет стрёмно за то, как я жизнь прожил».
Соболев называет себя агностиком и говорит, что Бог, если он есть, смеётся над религиями, которые придумали люди. Он изучает разные религии, в путешествиях заходит в храмы. «Говорят, меня какие-то бонусы ожидают после смерти, — шутит Соболев. — Мусульмане, например, сказали, что я попаду в рай, где у меня будет сорок девственниц, много воды и тень от пальм».
«Я в „Обереге“ — бог»
В двухэтажном здании иркутского отделения «Оберега» стены выкрашены в зелёный цвет, там чисто и много света. На кухне повар готовит обед. Сегодня каждому постояльцу и всем сотрудникам подадут яичницу, по две сосиски и по стакану сладкого чая.
Здесь есть комнаты для женщин с детьми — на одну или две семьи, столовая, актовый зал, кабинет психолога, бесплатный детский садик для проживающих тут детей, библиотека, пункт приёма вещей. Рядом кабинеты администрации, юриста и сотрудников, ведущих ещё одно направление фонда по поиску пропавших людей.
Для желающих жить в «Обереге» работает система штрафных баллов. Если наберёшь 100 — придётся съехать. Максимальное наказание здесь назначают за хранение или употребление наркотиков. За кражу — 89 штрафных баллов, за курение — 49, драка карается пятнадцатью баллами. Баллы можно снять, совершив что-то на пользу организации: покрасить стены, убраться вне расписания, помочь кому-то.
Здесь следят, чтобы дети, подопечные фонда, развивались по возрасту. В год здоровый ребёнок должен переворачиваться и поднимать голову. К двум годам знать звуки, собирать их в слова. В три — понимать, что такое зима и лето. «Не надо слёзы лить и рассказывать, как у тебя всё печально, — объясняет Соболев. — Я это делаю не ради тебя, а ради твоего ребёнка. Я хочу, чтобы он был в тепле, хорошо кушал и в жизни мог сам устроиться, как бы тяжело не было. Бывает, девушка весь день сидит в телефоне, ребёнок при этом ни „бэ“, ни „мэ“». Не всем постояльцам «Оберега» нравится такой контроль. Бывает, что Соболеву отвечают: «Ты кто такой? Как хочу, так и общаюсь со своим ребёнком». Есть и те, кто жалуется на него в прокуратуру и СМИ.
«Мне в таких ситуациях очень обидно было, — говорит Соболев. — Хотелось всё бросить. Я думал: „Вот на хера мне это надо? Зачем всю эту грязь слушать?“ — но всё равно продолжал».
Большая часть проживающих в приюте с благодарностью принимает поддержку фонда. В ангарском филиале тоже бывает, что люди, выбравшиеся из сложных ситуаций, благодарят Соболева, поддерживают с ним отношения, а когда становятся на ноги — сами жертвуют в фонд деньги.
В ангарском филиале фонда есть палаты, где лежат тяжёлые инвалиды: люди без конечностей. Про такие комнаты Соболев говорит: «Две палаты у нас такие, что можно кошмары снимать. Мы их переворачиваем, от пролежней массируем. Там у людей уже дожитие, скажем так».
Соболева удивляют сотрудники ангарского филиала фонда, которые работают с лежачими людьми: «Я как-то слышал, как женщина, которая 22 тысячи у меня получает, переворачивала лежачего со словами: „Голубушка моя, ты что, обкакался? Ну ничего, давай памперсы поменяем“. Это высшая форма доброты, к которой я не способен в данный момент».
В этом же филиале живут люди, освободившиеся из мест заключения. Иногда они помогают организовывать дисциплину: контролируют, чтобы их соседи по комнате следили за гигиеной. Однажды бывшие заключённые устроили бунт: узнав, что один из них был дважды осуждён за педофилию, отказались есть с ним в одной столовой.
Как-то в «Оберег» зашёл человек и спросил у охранника кого-то из администрации. Охранник прошёл мимо Соболева, и отправился за директором филиала. «Я здесь не считаюсь администрацией, — говорит Соболев и смеётся. — Я в „Обереге“ — бог».
На вопрос, нужно ли рассказывать другим о своих добрых поступках, Соболев отвечает: «Нужно. От этого куча бонусов. Сюда приходят волонтёры, женщины обращаются к нам, а не ночуют на вокзалах и в подъездах, люди приносят больше вещей и батареек».
Соболеву приятно, когда ему звонят журналисты. «Мне прикольно, что ко мне много людей относится хорошо. У меня есть тщеславие. Когда основывал „Оберег“, это было мотивом на 100%. Сейчас я с этим борюсь: у меня есть пара десятков пафосных званий вроде самого доброго человека в России, о которых я почти не рассказываю».
«Никакая одежда на мне не стоит больше 2 тысяч рублей»
Сейчас Соболеву 41 год. У него есть туристическое агентство, частный детский сад, компания по организации праздников, антикафе, квест-комната, сувенирная продукция, лазертаг-клуб и даже детектор лжи. Самое прибыльное предприятие — агентство недвижимости по продаже загородных участков.
«Никакая одежда на мне не стоит больше 2 тысяч рублей, — говорит Соболев. — Мне не совсем пофиг, как я выгляжу, но я не готов на это тратить много времени».
У Соболева пятеро детей: старшей дочери Алине 16 лет, средним сыновьям Артемию, Михаилу и Лёше -13, 10 и 7 лет соответственно, младшему Макару — 4 года. Соболев старается проводить с детьми не меньше трёх часов в день.
Он говорит, что детей не балует. «Я иногда думаю, что немного переборщил, — добавляет он. — У меня же девочка есть, она такая принцесса — красавица, а гардероб у неё вот такой, — Соболев сводит руки на расстояние 15 сантиметров, — если вещи все плотно повесить».
Ольга Соболева, жена Александра, считает, что женщинам, которые оказались в «Обереге», всё достаётся само собой. «Им надо вынуть и положить, они полностью на Сашином обеспечении. А мы как будто можем и прогнуться где-то. Например, мы ни разу не были в Европе — для нашей большой семьи это дорого».
В квартире у Соболева индивидуальная планировка — полукруглый холл, двери оформлены белыми колоннами в античном стиле, с лепниной наверху. Молочно-белые фасады кухонного гарнитура выполнены из массива дерева. В мебельных магазинах подобный гарнитур обойдётся в семизначную сумму, на эти деньги можно купить небольшую квартиру на окраине Иркутска. В гостиной стоит диван, обитый натуральной кожей. На спинке вставки из красного дерева, резные элементы покрыты золотой краской, украшены полудрагоценными камнями.
«Цели пойти и выбрать самую дешёвую кухню мы и не ставили. Сделали проект в салоне, и нам действительно насчитали миллион. Но мы пошли к знакомому, который сделал такую же кухню в 3 раза дешевле», — вспоминает Соболев. Жена Ольга, которая присутствует при разговоре, одёргивает его: «Зачем всё рассказывать?»
Сумка с миллионом рублей
26 сентября 2017-го года в СМИ города опубликовали новость: в «Оберег» вместе с подержанной одеждой неизвестный подкинул сумку с миллионом рублей наличными. В этот же день в фонд обратились семь человек и попросили вернуть потерянные деньги. А через три дня вышла ещё одна новость: Соболев рассказал, что миллион подбросил он сам.
Он написал пост на странице фонда в Facebook: «В свое оправдание хочу заявить, что злого умысла не имел, делал это осознанно с целью обратить внимание на неприятную особенность нашего общества. Был конец месяца и надо было закрывать текущие вопросы, ради эксперимента деньги отнёс не в кассу, как обычно, а в пункт приёма вещей. Попросил Машу (сотрудника фонда — ЛБ), разместили фотку только в нашей группе. Принципиально, ни одному журналисту сами не звонили, не сообщали об этой новости. Не предполагали, что этот хайп получит такое распространение» (орфография и пунктуация автора сохранена — ЛБ). Соболев извинился перед журналистами, которых сознательно обманул и пообещал больше так не поступать.
Элеонора Кез, эксперт НКО, член президиума Иркутского областного совета женщин, тогда сообщила СМИ, что Соболев этим поступком не только поставил крест на репутации «Оберега», но и подорвал авторитет других благотворительных фондов.
«Сразу после этого мне назначили 28 интервью, — говорит Соболев. — А за неделю до этого мы завершили большую программу, 26 человек обучили швейному мастерству, и никто об этом не написал, — объясняет он. — Хотя, как на это обижаться? Наверное, это не особо интересно. На тот момент я каждый месяц приносил по миллиону. Но об этом не говорят. А когда кто-то принёс: офигеть, важная новость!»
Некоторые руководители СМИ с тех пор перестали выпускать материалы о деятельности Соболева.
Один из журналистов, не пожелавший назвать своего имени, говорит: «Да, благотворители у нас не люди в белых одеждах. Но других нет. Не так важно, как ведёт себя Соболев, важнее, что он делает грязную работу за всех и поставляет нам интересный контент. Поэтому мы продолжим публиковать материалы о нём».
Когда началась пандемия, Соболев отправил в редакции города санитайзеры для дезинфекции рук. Из поездки в Крым он привез в редакцию сувениры: лавровый лист, мандарины, вино, мыло ручной работы.
«Когда человек жертвует 20 рублей — вряд ли он меня подколоть хочет»
Сейчас главный источник финансирования «Оберега» — это деньги грантов. На втором месте — финансирование от Министерства социального развития, опеки и попечительства. На третьем — поддержка от юридических лиц. На четвёртом — личные деньги Соболева. На пятом месте — финансовая поддержка от физических лиц. «Мне особенно кайфово, что физические лица нам жертвуют — 700 человек в год. Это разные суммы: 20, 50, 100, 1000 рублей. Я понимаю, что когда человек жертвует 20 рублей — вряд ли он меня подколоть хочет. Это скорее всего какая-нибудь бабушка, для которой 20 рублей — существенная сумма», — говорит он. Шестой по объёму источник финансирования — это доходы «Оберега»: например, от продажи развивающего плаката для детей «Мозгобум». По данным «Спарк», денежный поток «Оберега» в 2019-м году составил 12,6 млн рублей.
В минсоцразвития говорят: в Иркутской области зарегистрировано четыре поставщика социальных услуг, но «Оберег» — единственная организация, которая получает финансирование из областного бюджета. Требования к таким организациям перечислены в Федеральном законе № 442. Организация должна предоставлять в министерство строгую отчётность и быть готовой, что в любой момент может прийти проверка надзорных служб.
«Спрос с тех, кто входит в реестр поставщиков социальных услуг, очень серьёзный. Они находятся под пристальным вниманием не только нашего министерства: любой другой надзорный орган может провести проверку. Возможно, поэтому кроме „Оберега“ никто не сотрудничает с министерством на возмездной основе», — говорит Алла Агафонова, начальник пресс-службы минсоцразвития.
Руководитель другого благотворительного фонда просил не называть своего имени и отозвался о деятельности Соболева так: «Его лоббируют в правительстве, поэтому он получает все госконтракты: и на батарейки, и на беженцев из Украины, и на всё остальное. Никому не понравилась ни выходка с миллионом, ни то, как он вышел из Общественной палаты, но его всё равно финансируют».
За месяц до окончания срока полномочий областной Общественной палаты Соболев вышел из её состава. Это произошло в разгар губернаторской предвыборной кампании. Соболев написал: «Общественная палата не является местом, где творят и созидают. Настоящая общественная жизнь кипит за ее стенами…».
Пост вызвал резонанс, его репостнули больше десяти раз сторонники одного из кандидатов в губернаторы. Пользователи соцсетей писали в комментариях: «Зачем демонстративно выходить из Общественной палаты, если срок её полномочий и так заканчивается? Это просто предвыборная заказуха: либо ему один из кандидатов заплатил, либо сам собирается в политику».
«Им так жить кайфово»
В пятницу 22 января в Иркутске днём — минус десять. За рулём своего семиместного хэтчбека «Хёндай» Александр Соболев. На нём черно-красный узорчатый свитер, ярко-голубая куртка с красной молнией и светлая шапка.
На заднем сиденье машины Соболева сидит пожилой мужчина в чёрной шапке и легкой камуфляжной куртке не по погоде. На коленях у него лежат грязный школьный рюкзак серо-оранжевого цвета и синий пуховик, который ему мал. Это бездомный Валерий Липовцев.
Прошлым вечером он голосовал на дороге, и в семидесяти километрах от города его взял к себе в машину владелец одного из иркутских хостелов Андрей Трифонов. Липовцев говорит, что до 2004-го жил в Читинской области. Как-то раз застал жену с любовником и ушёл из дома. С тех пор ходит по стране, заходит в церкви, магазины и на заправки, спрашивает подработку. За небольшую плату или продукты ему предлагают нарубить дров или что-нибудь отремонтировать. Пуховик, который лежит на коленях Липовцева, снял с себя мужчина, который недавно его подвозил.
Ещё до разговора Трифонов догадался, что к нему в машину сел бездомный. «При этом запаха от него нет, выглядит в целом прилично», — подумал Трифонов и предложил Липовцеву остановиться на одну ночь у него в хостеле. «Если бы я не знал, что есть приюты для бомжей и его заберут, вряд ли взял бы его в хостел. Может максимум на пару дней», — признался Трифонов.
Соболев поехал за бездомным на своей машине. «Это я маленько перед вами выпендриваюсь, — обращается Соболев к автору ЛБ. — Обычно я водителя отправляю, сам не езжу». На вопрос, что он хочет делать дальше, Липовцев отвечает: «Мне главное — быть нужным и работать». Липовцев остался в «Обереге», ему выделили комнату. За небольшую зарплату он будет разнорабочим.
Соболев говорит, почти каждый бездомный рассказывает похожую историю. «Она вряд ли выдуманная, но наверняка есть нюансы. Может, жену бил или пил. Думаю, есть такое психологическое заболевание: желание бродяжничать даже в таких скудных условиях. Это не бичи, эти люди как-то за собой ухаживают, от них не пахнет. Им так жить кайфово. Я не осуждаю. Может, бродяжничать лучше, чем быть журналистом или руководить приютом».