На видео женщины рассказали, что их близкие попали в военные части, отданные под командование Народной милиции ДНР. Там из них сформировали штурмовые отряды и отправили на передовую без поддержки артиллерии. Перед этим сами мобилизованные записывали видеообращение. Три похожих обращения записывали уроженцы Иркутской области из полка 1439, которые тоже попали в район Авдеевки и остаются там. После этого военных, чьи жёны записали видео, отозвали с передовой и начали отправлять в отпуска. Мы связались с жёнами военных, которых нет на видео и выяснили, что происходит с остальными мобилизованными из той же части.
Личные данные, фотографии мобилизованных, копии обращений в различные ведомства и их ответы имеются в распоряжении редакции. В целях безопасности героев «Люди Байкала» решили их не публиковать, чтобы не подвергать риску героев текста.
«Он даже не думал уклоняться»
Виталий говорил: «Когда мне будет 33 года и три дня, я пойду воевать». Близкие воспринимали его слова как шутку. Профессия у Виталия самая мирная — сотрудник в научном институте в Подмосковном городке Серпухов. Правда, в военном билете у него есть отметка «участник боевых действий». На самом деле во время срочной службы он просто выполнил приказ командира — отвёз документы в Осетию и в тот же день вернулся обратно, в свою часть. Но в Осетии тогда шла военная операция.
20 сентября 2022 года Виталию исполнилось 33 года. 24-го объявили мобилизацию, и в этот же день Виталию в почтовый ящик кинули повестку. «Он сказал: „У меня два сына, у тебя два сына. Я не хочу, чтобы наши дети жили в войне“», — рассказывает его сестра Ирина Иванова. Она вспоминает, что мобилизованных из Серпухова было много, полные автобусы отправляли с мобилизационного пункта дважды в день всю неделю, или дольше. 27 сентября Виталий пришёл на призывной пункт с вещами.
В тот же день из этого пункта отправился в учебку 33-летний Аркадий Сущев. Он был прописан в Подмосковных Мытищах, а жил с женой Машей и ребёнком в Москве, занимался обслуживанием деловых центров. Оба попали в учебный пункт на базе Серпуховской военной академии. Спустя месяц сюда же распределили Петра Кузнецова из подмосковного Чехова. «Петя сразу захотел пойти, когда объявили начало войны, — говорит его жена Алёна. — Я его отговорила, потому что младший ребёнок совсем маленький. Но с началом мобилизации он даже не думал уклоняться, прятаться».
В Серпухове мобилизованные три месяца учились на артиллеристов. 29 декабря Виталия и Аркадия отправили в ДНР. Оба попали в один артиллерийский батальон. Пётр приехал на месяц позже, но в итоге попал в тот же батальон.
Первые два месяца в Донецке мобилизованные ждали артиллерийские орудия. Ничего не происходило. «Просто ели и пили, занимались физподготовкой, — говорит сестра Виталия Ирина. — Хотя нет, не ели и не пили. Там не кормили, всё самим нужно было покупать». В конце концов привезли машины, которые предназначались для перевозки гаубиц. Но сами гаубицы так и не привезли. Это подтверждают Алёна и Мария.
1 марта мобилизованных из Подмосковья передали под командование Народной милиции ДНР. «Как говорят сами ребята, командиры „продали их дээнэровцам“, — рассказывает Ирина. — Что это точно означает, я не знаю, это их слова». Командиры сказали: это на месяц, чтобы новобранцы набрались боевого опыта. Обещали, что на первую линию их не отправят.
По словам Марии, три гаубичные батареи переформировали в роты. В какую роту попал муж, Мария не знает. «В его роте было 50 человек из Подмосковья, — добавляет она. — Всё происходило очень быстро». В соседних ротах были Виталий и Аркадий.
«Пили воду из колодца, где плавали два трупа»
Почти сразу из мобилизованных сформировали штурмовые отряды. Петра Кузнецова и Виталия Иванова отправили на передовую в районе Авдеевки в ночь с 9 на 10 марта. С собой приказали взять продуктов и воды на три дня.
Алёна Кузнецова говорит: мобилизованных в штурмовых отрядах сразу перемешали с зэками из ДНР. «Там половина нормальных, половина неадекватных, — добавляет Алёна. — Но мужу попались хорошие. Саша сказал им спасибо, что показали как [воевать]. Командование в этом не участвовало».
Боевая задача звучала так: захватить участок территории в районе Авдеевки.
«Но ничего там захватить было не возможно, — говорит Ирина Иванова. — С нашей стороны ребята с автоматами, маленькими группами от 15 до 45 человек. А с той стороны — артиллерия. Что можно сделать с автоматом против танка?» За две недели штурмовые отряды ДНР не продвинулись вперёд. Вместо трёх дней, о которых говорилось сначала, мобилизованные провели на «передке» 12 суток.
«Они сидели в окопе и даже не выстрелили ни разу, — рассказывает Ирина. — Были в окопе только зэки и мобики. Кого не жалко, короче. Там всё простреливается: руку из окопа высовываешь — и ты уже без руки. Одному парню из Дмитрова так прострелили руку, которую он высунул из окопа. В другого попали из танка, от него только голова отлетела. Собирать нечего».
По словам штурмовиков, у них не было артиллерийской поддержки и разведки. «Ребят много погибло, их потеряли очень глупо, — говорит Алёна Кузнецова. — Как мой муж сказал, от миномёта каской не отмашешься».
Трёхдневный запас продуктов закончился, а приказа возвращаться не было ни на четвёртый день, ни на пятый, ни на десятый. День проводили в окопе, ночью возвращались на нулевую точку, в деревню.
«Когда еда закончилась, им пришлось лазать по подпольям заброшенных домов, — рассказывает Ирина. — Ели соленые огурцы и помидоры, которые там нашли. Пили воду из колодца, где плавали два трупа. Больше пить было нечего». Пётр Кузнецов рассказывает о том же. «Они определяли это так: если вода солёная, значит там кто-то плавает», — говорит его жена Алёна.
Просили забрать хотя бы тяжелораненых, но их тоже никто не забирал. Виталий рассказывал сестре: «Ночью меняешь позицию, бежишь. Лёг укрыться, а там лежит труп, чёрный уже. Они на каждом шагу. Зэки их обчищают. Снимают одежду, броники, из карманов вынимают вещи. Выносят из брошенных домов телевизоры, бытовую технику и складывают всё это в пустых домах».
По словам Петра Кузнецова, в марте с полей убирали трупы, которые лежали с ноября. Их заворачивали в пакеты и уносили по машинам. «Наши ребята воевали буквально в окружении трупов, — говорит Алёна. — При возможности погибших складывали в лесополосе и закрывали так, чтобы их не сожрали собаки и крысы. Одного парня убило с дрона, его тело отнесли в заброшенное здание школы. Он, наверное, до сих пор там лежит».
Брат рассказывал Ирине: по инструкции, прежде чем зайти в украинский дом, внутрь нужно бросить гранату и дать автоматную очередь. «Наши так не делали, — говорит Ирина. — Однажды открыли дверь, а там семья с ребёнком. Мирные же. Ну, нарушают приказ, выводят ночью людей. Потому что — люди».
«А зэки их прикрывали, вызывали огонь на себя»
22 марта мобилизованные решили самовольно уходить с позиций. «Там были донецкие осуждённые и они сказали: „Уходите. Мы понимаем, зачем мы здесь. Нам обратно нельзя — свои расстреляют. А вас-то за что сюда?“» — передаёт Ирина рассказ брата.
Уходили группой в 31 человек — все оставшиеся в строю из бывшей гаубичной батареи в 48 человек. Остальные были ранены или убиты. Трупы прикопали тут же в окопе, тяжелораненых оставили. Нести с собой их было нереально: погибли бы вместе с ними. По словам Ирины, когда мобилизованные уходили, боялись, что зэки их расстреляют в спины.
Сначала шли по окопу, но потом нужно было выйти из него и двигаться вдоль дороги по открытому пространству, которое простреливалось. Передвигались перебежками, время от времени скатывались на обочину в кусты, потом поднимались и снова бежали, отпрыгивали, опять бежали. «А зэки их прикрывали, вызывали огонь на себя. Наши все ушли живые», — добавляет Ирина.
Оставив позиции, мобилизованные из бывшей второй батареи пришли в штаб. «В штабе их назвали трусами, — говорит Алёна Кузнецова. — Это уровень сумасшествия». После допроса взводных командиров сразу забрали в военную комендатуру и арестовали.
Остальных вывезли в другое место, поместили в отдельное здание под охрану. Выходить из него запретили, можно было только курить на крыльце. В том же здании, на другом этаже содержали заключённых.
«На их место привезли следующих»
«Когда наши ушли, на их место привезли следующих», — говорит Ирина. Среди новых штурмовиков был Аркадий Сущев. На штурм его группа пошла в 20-х числах марта. Аркадий вернулся без единой царапины. «Спаслись только те, кто из первого боя вернулся раненым и попал в госпиталь, — добавляет Мария Сущева. — Мой вернулся вообще целый. Через три дня пошёл обратно, и после этого уже всё».
Сослуживцы рассказали Маше, что Аркадий погиб в ночь с 23 на 24 марта. «Они говорят, это случилось молниеносно, — добавляет Маша. — Я говорила с одной девочкой, у которой мужа тяжело ранили и его бросили, не вынесли. Может, у него и был шанс выжить, но не дали. Мой погиб сразу».
Комбат отправил Маше координаты, где лежит тело Аркадия. «Но добавил, что забирать их никто не будет, — рассказывает Мария. — Все они, „двухсотые“ (погибшие — ЛБ), числятся в списке без вести пропавших. Когда я видела этот список, в нём было 23 человека из трёх батарей, каждая батарея примерно по 50 человек». За три недели из батареи Аркадия в строю остались четверо человек.
После этого трое мобилизованных из бывшего артиллерийского батальона убежали. Вернулись домой и сдались в военную прокуратуру. Что с ними произошло после этого, женщины, с которыми разговаривали «Люди Байкала», не знают.
В апреле украинская артиллерия полностью разгромила «нулевую точку» — место, где российские штурмовики отдыхали в деревне, а потом шли три километра к полю боя. «Танки сровняли дома с землёй, — говорит Ирина. — Ребята там остались некоторые. Видимо, часть живы, часть — нет. Одной девочке звонил муж из подвала. Говорил что рядом сидит друг, он контужен и не понимает, что происходит. Рассказал, что у них нет еды и воды».
По словам Алёны, командиры из ДНР очень плохо относятся к российским солдатам. «Дээнэровские командиры говорят: „Мы своё отвоевали, наши все погибли. Теперь наши будут сидеть, а вы будете воевать. Это ваша война, это не наша война“», — передаёт Ирина слова брата.
«А ребята продолжают погибать ни за что, ни за кого»
Мобилизованных из третьей роты, чьи жёны записывали видеообращение к Путину в начале марта, отозвали с передовой. После этого женщины перестали давать комментарии.
С 13 марта родственницы мобилизованных из других рот пишут обращения в прокуратуру, Министерство обороны, к президенту. Женщины требуют провести проверку действий командиров, которые передали российских мобилизованных под командование ДНР. Алёна, Ирина и Мария прислали в редакцию несколько десятков ответов от разных ведомств России и ДНР, депутатов Государственной Думы, прокуратуры. В письмах говорится, что артиллерийский батальон, в который попали мобилизованные из Подмосковья, не присоединили к Минобороны России. Все обращения родственников пересылают в ДНР, оттуда они получают отписки.
«Везде мне отвечали, что муж прикомандирован ко второй гаубичной батарее, — говорит Мария. — Официально нет никаких бумаг, что их прикомандировали к полку ДНР, всё это на каких-то устных приказах. Доказать ничего невозможно, а ребят продолжают отправлять на штурмы. Отправляют непонятно зачем, на верную гибель».
Мария не может добиться, чтобы её мужа официально включили в списки погибших и вывезли его тело.
«Нам эта война зачем? — говорит она. — Это наша территория? Сдалась она нам! Никому она не нужна. Они хотели помочь, пошли как нормальные люди, никто не стал скрываться. Пошли за свою страну, думая, что это враг на нас нападает. Что враг у наших границ, что мы отстаиваем свою страну. Как у нас пропаганда говорит везде и всюду. Поэтому люди отдают жизнь не пойми за кого. А дээнэровцам они вообще не сдались. Там есть часть населения, старой закалки, которые помнят, что это были единые страны. А молодёжь зомбирована и считает, что наши сделали эту войну. Я делаю вывод, что всё наше правительство знает об этом беспределе и закрывает глаза. А ребята продолжают погибать ни за что, ни за кого».
«Он не допустит, если кто-то погибнет, а он будет сидеть на жопе ровно»
«Когда поднялась шумиха, подразделению, где служит мой муж, стали резко давать отпуска, — говорит Алёна Кузнецова. — Но с условием: если они не вернутся [на войну], то других ребят в отпуск не отпустят». Петра тоже отправили в отпуск. По словам Алёны, когда муж приехал домой и стал отмечаться в военкомате по прибытии, оказалось, что в его отпускном билете указана часть, которой не существует — 33788.
В конце апреля Пётр вернулся в часть. «Он очень ответственный, у него повышенное чувство справедливости. Он и во время отпуска говорил, что возвращается на смерть, поскольку в таких условиях не выжить. Он не допустит, если кто-то из его товарищей погибнет, а он будет сидеть на жопе ровно. Они между собой как братья, даже ближе, чем родные», — говорит Алёна.
«Нам бы просто вытащить его оттуда»
15 апреля мобилизованных из первой роты снова отправили на штурм в район Горловки. 18 апреля из десятерых человек пятеро были ранены и двое убиты. В строю остались трое. Виталия ранило осколками, «посекло» руки и ноги, одна рука не двигается. Его отправили в госпиталь в Россию. Там вызвали на допрос в прокуратуру и назначили военную комиссию.
Ирина не может добиться, чтобы брата прооперировали. «Нам сказали: будет мешать — тогда и вынете [осколок], — говорит Ирина. — Там такое отношение: им всё равно, с осколком будет умирать или без. Осколочных отправляют обратно». Зарплата приходит Виталию на карточку. Каждый месяц поступает 191 тысяча рублей. Сначала 158 тысяч, и остаток 30 тысяч — вторым платежом. От кого приходят деньги, не указано, и выяснить это родственники не могут. Получит ли Виталий выплаты за ранение, они тоже не знают. «Да никто не думает о деньгах, — добавляет Ирина. — Нам не надо денег, нам бы просто вытащить его оттуда».
На момент публикации Виталия Иванова так и не прооперировали. Пётр Кузнецов вернулся из отпуска и снова попал на передовую. Аркадий Сущев не включён в списки погибших, его тело не вынесли с поля боя.
«У нас сейчас две задачи: вытащить тех, кто жив, и вывезти мёртвых, — говорит Маша Сущева. — За нашими следом идут другие мобилизованные. Их точно так же отправляют туда, и точно так же они там лягут. Это бесконечная мясорубка».